«Учёные — это люди, которые работают всегда»
Андрей Владимирович Стародубцев — декан Школы социальных наук и востоковедения и активно вовлечённый в науку учёный. Он занимается исследованиями федерализма, региональной политики и территориального управления. Связать свою жизнь с наукой и исследованиями Андрей Владимирович захотел ещё во время учёбы в бакалавриате. Учёный рассказал редакции портала, как развивался его интерес к исследовательской деятельности, почему преподавания вдохновляет и кому полезна магистратура.
Фото из архива НИУ ВШЭ — Санкт-Петербург
— Почему вы решили учиться именно на политолога?
— Когда в 2000-м году я поступал в университет, немногие понимали, что такое политология. На тот момент эта наука развивалась в России около десяти лет. Но 90-е были очень “живыми” с политической точки зрения. Это было время постоянных внутренних конфликтов, информационных войн и непредсказуемых выборов. При этом образовательных траекторий для человека, который интересуется общественной и политической жизнью и смотрит новости, тогда было немного. Можно было пойти учиться на историка, а можно — на политолога. Я рискнул и выбрал второй путь, хотя не особенно понимал, что за ним стоит. И, надо сказать, ни разу об этом не пожалел.
— Как у вас появился интерес к политической жизни в России?
— С одной стороны, повлиял контекст общественной жизни страны в 90-ые годы. Тогда политику обсуждали по телевизору, на кухне, в школе, у друзей и родителей.
С другой стороны — 90-е годы были очень непростыми. Я родился и жил в посёлке Никель Мурманской области. Это моногород, который полностью зависел от предприятия, входящего в состав «Норильского никеля» — огромной федеральной компании. Это значит, если где-то примут решение о том, что на заводе необходимо сократить количество рабочих, то много семей будут вынуждены уехать из города куда-то ещё. При таком раскладе изменения чувствуются сильнее. Точно так же и с кризисом 1998-го года, который привёл к исчезновению продуктов на полках магазинов. После этого мне захотелось понять, как именно работает политика и как же так выходит, что решения, принимаемые где-то в Москве, меняют твою жизнь по щелчку. Так я и оказался на факультете политических и социальных наук в Петрозаводском государственном университете.
При этом я не могу сказать, что мною двигало желание что-то изменить. Наверное, поэтому я и стал учёным, а не политическим технологом или консультантом. Мне просто хотелось понять, почему политика работает именно так, а вот оценивать события в категориях «хорошо» или «плохо», «надо так, а не как иначе» я склонен в моей личной жизни, не профессиональной.
— В какой момент обучения вы поняли, что политология — это круто, и вам хочется продолжать ею заниматься?
— Это поучительная история. К концу моего первого курса я задумался, где и кем я стану работать после выпуска. Таких мест было не очень много, а уж в Республике Карелия и подавно. Но я всё-таки не ушёл, и правильно сделал. На втором курсе я понял, что хочу заниматься наукой.
Мой интерес к науке проявился тогда, когда в Петрозаводск приехала команда преподавателей из Европейского университета в Петербурге. Благодаря им я понял, что политическая наука — это очень крутая штука и вообще заниматься исследованиями очень интересно. Наука позволяет тебе состояться, найти друзей, и интересно проводить время. Тогда же я понял, что отучусь ещё четыре года, а потом пойду в аспирантуру Европейского университета, там была отличная школа по политологии.
— Что именно вы тогда поняли благодаря преподавателям из ЕУ?
— Важны были не только знания, которые они давали, но и формат обучения, который мне открылся. Нас активно вовлекали в учебный процесс, давали нам интересные задания, повысили планку требований. Это был совсем новый подход, которого мы сейчас придерживаемся и в Школе социальных наук и востоковедения.
Я увидел людей, которые горят наукой. Не было такого, что работа — отдельно, жизнь отдельно, наука — отдельно. Наука была повсюду. Мне стало понятно, что учёные — это люди, которые работают всегда. У них меняется оптика, и они на все события в мире смотрят через призму научного знания. Уже в Петрозаводске я понял: я изучаю не просто политологию, а общество и жизнь, и я всегда буду смотреть на разные процессы через призму взаимодействия государства и человека, а также людей между собой.
И главное — тогда я столкнулся с современной социальной наукой, которая рассказывала, как устроен мир и как политика погружена в общественные процессы. Это было круто и, как оказалось, очень полезно для жизни.
— А чем полезно?
— Всем нам приходится сталкиваться с особенностями проживания в России, например — с бюрократией. Такое столкновение часто вызывает злость и раздражение. Но вдруг в какой-то момент начинаешь читать интересные книжки про общество и государство и понимать, почему бюрократия ведет себя так и почему ей сложно вести себя иначе. То есть, приходит осознание, как и почему устроен мир.
Кроме того, когда ты занимаешься наукой, то по большей части работаешь с данными. Благодаря им учёные развивают новые концепции и теории. Чтобы стать хорошим исследователем, нужно, например, учиться брать интервью и обрабатывать полученные данные. Потом понять, как находить в интервью самое важное, проверять аргументы и гипотезы. То есть исследователи выстраивают своё мышление таким образом, чтобы из многоголосия получилась интересная и правильная теоретическая модель. Это все очень полезные вещи не только в науке, но и в жизни в целом.
— Вы переехали в Петербург при поступлении в магистратуру Европейского университета. Насколько тяжело вам далось это решение?
— Вообще легко. Последние годы обучения в Петрозаводске я уже готовился к поступлению в Европейский университет. Сомнения у меня возникли лишь однажды. На пятом курсе я пошел работать в школу преподавать обществознание. Вёл занятия для четырёх 11-х классов. Тогда мне преподавать очень понравилось.
Думаю, мне повезло, что у меня были старшие ребята, а не пятиклассники. С выпускниками мне было интереснее: они взрослые — насколько вообще могут быть ребята в школе. Мне настолько понравилось преподавать в школе, что когда меня спросили, не хочу ли я остаться там после университета, мне потребовалось пять минут, чтобы сказать себе «Не дури!» и отказаться. Но это мимолётное замешательство было, потому что уж очень мне там было хорошо.
— То есть, вы тогда и поняли, что хотите продолжить преподавать?
— Да, примерно. Надо сказать, что в Петербурге я не сразу стал преподавателем. Но как только начал вести занятия снова, я понял, что мне это всегда нравилось, а главное — мне тогда казалось, что у меня это получается.
На мой взгляд, преподавание — важнейшая миссия учёного. Ведь наука — это немного для себя, ещё нужно доказать, что ты — хороший исследователь. Кому-то интересно читать, что ты пишешь, кому-то — нет, кто-то считает, что ты совершаешь прорыв, а кто-то — что всё это уже было написано давным-давно. Но как бы там ни было, я каждый год учу студентов или школьников политической науке. Вот этого у меня не отнимешь. Состоишься ты [как учёный] или нет — это вопрос еще открытый, но ты точно должен из года в год приходить к студентам и давать им лучшие знания, потому что это твой вклад в будущее и развитие науки и страны.
Студенты хотят узнавать новое, они мотивированы, им прикольно [заниматься наукой]. Когда я прихожу в аудиторию, я чувствую, что делаю что-то важное, полезное и крутое. Тут даже я скорее зависим от студентов, чем они от меня: с крутыми ребятами приятно работать, от них заряжешься. Если у студентов все получается, пара летит сама по себе, ты как будто и сам ничего не делаешь, разве что получаешь удовольствие. А когда ребята, недовольные или уставшие, смотрят в парту, а пара еле движется, то и сам расстраиваешься.
— Вы учились в Петрозаводске и в Петербурге, но не за рубежом. Вам когда-то хотелось это изменить?
— Мне дважды предлагали учиться в аспирантуре за границей. Обе находились в США, а изучение политических наук в Америке очень продвинутое. Оба раза я отказался по личным причинам, и позднее я рассматривал эти решения как ошибочные. Всё-таки обучение в другой стране и в других университетах — это очень важный опыт, который я в нужный момент не получил. Мне кажется, что моя жизнь могла бы сложиться иначе, если бы я поехал. Но с другой стороны, я доволен тем, как моя жизнь пошла. То есть, я сожалею не о последствиях, а о том, что у меня не было этого опыта. И когда кто-то из студентов спрашивает меня, стоит ли ехать, я обязательно это рекомендую.
— Ваши исследования, в основном, строятся вокруг федерализма и российской политики. Почему?
— У меня есть две основные темы [исследований], я их отделяю друг от друга, хоть они и взаимосвязаны. Первая — это федерализм, региональная политика и территориальное управление. По этой теме я защитил кандидатскую диссертацию. За вторую я взялся в 2010, но она меня занимает до сих пор: это государственное управление, бюрократия и принятие и исполнение решений в разных политических условиях.
С федерализмом всё было просто. На первом курсе бакалавриата меня спросили, про что я хочу писать курсовую. Тем было много, ответ нужно было дать сразу, и я сказал: «Мне интересно, почему решения московских властей отражаются на жизни в моём далёком родном городке. Я не понимаю, как мы связаны и почему все держится вместе». Преподаватели мне сказали, что это федерализм. Так я и стал им заниматься. Потом мне стало понятно, что это история не столько федерализм, сколько про территориальную политику и развитие. Я начал изучать региональную политику и бюджетный федерализм и продолжил исследования по этой теме в аспирантуре. И чем больше я занимался федерализмом, тем интереснее мне становилось.
В какой-то момент я решил изучать федерализм не только в российских реалиях, но и в сравнительной перспективе. Хотя, конечно, все равно я больше смотрю на ситуацию в России, и она очень интересная. В 90-е регионы были очень сильными, и с центром у них были сложные отношения. Ближе к десятым годам произошла централизация, и интерес к федерализму у исследователей пропал. Тогда-то я и начал изучать финансовые отношения между центром и регионами. Потом в какой-то момент регионы снова стали важным сюжетом, и сейчас я наблюдаю рост интереса к региональной тематике, в том числе и среди студентов.
— Посоветуйте, пожалуйста, любопытным студентам хорошую литературу о федерализме!
— Начать стоит с классической работы американского политолога Уильяма Райкера, она так и называется — «Федерализм». Эта книга стала одним из первых политологических обобщений по поводу этого феномена. Долгое время федерализм был правовой темой, а не политической. Райкер это изменил.
За последнее время наибольший вклад в теорию децентрализации и территориальных отношений внесла Тулиа Фаллети, которая уже довольно давно написала книгу «Децентрализация и субнациональная политика в в Латинской Америке». В своём исследовании она показала, что децентрализация не всегда означает увеличение власти у регионов, она может привести к совершенно иным следствиям.
— Как вы помогаете тем студентам, которые хотят заниматься наукой?
— Сначала таких студентов нужно найти. В Питерской Вышке по сути все занимаются научной работой — кто-то пишет курсовые, но при этом горят наукой не все. Когда я нахожу такого человека, то стараюсь погрузить его в собственные или чужие проекты. Важно, чтобы он попал в исследовательскую среду и общался с такими же людьми. Ведь человеку всегда легче работать, когда он учится каким-то новым методам и теориям в коллективе.
Оказаться в такой среде проще всего благодаря университетским лабораториям. Например, есть Центр сравнительных исследований власти и управления, там мы помогаем ярким студентам продвигаться по академической дороге. Сначала приглашаем на семинары в лабораторию, потом даем какие-то проекты и задания, а дальше они делают собственные исследования. Насколько я знаю, таким же путем идут многие другие исследовательские подразделения в кампусе.
При этом важно постоянно помогать ребятам, которые хотят стать учёными. Мы берём над ними шефство, рассказываем о конференциях, содействуем в поиске финансирования и интересного исследовательского вопроса. Иногда бывает по-человечески немного грустно, когда мы вкладываемся в студента, а он уезжает, например, в магистратуру за границу. Но в целом это не страшно: зато их успехи тебя потом сильно радуют.
— Как по-вашему, что нужно студенту, чтобы стать крутым ученым или политологом?
— Чтобы стать крутым ученым, науку нужно любить. Должна быть какая-то внутренняя мотивация! Кроме того, нужно читать много современной или классической литературы, и делать это с радостью. С другой стороны, необходимо уметь работать с данными, учиться разным методам и не зацикливаться на каком-то одном.
Что хорошо в Вышке — здесь у студентов есть все возможности, чтобы стать хорошими учёными. Можно участвовать в разных летних школах, активно учиться на своей ОП или слушать курсы с какой-то другой. Важно просто использовать это время по максимуму, чтобы набираться опыта.
— Любовь к науке приходит сразу? Или на её осознание нужно время?
— Очень часто студенты говорят «Я не особенно интересовался наукой, пока не встретил такого-то преподавателя». Поэтому-то я и использую слово “любить”: оно очень сильное, но зато показывает эмоциональную привязанность [к своему делу]. Эта эмоциональная привязанность может не появиться в бакалавриате, она приходит сама, или ты сам её в себе формируешь.
Наука как бы вознаграждает тебя, если ты ей посвящаешь жизнь. Поэтому когда откроется привязанность к науке, тогда и начнется твой путь в академии. Он может случиться на разных этапах жизни, но может и закончиться, если заинтересовало что-то другое. И ничего страшного в этом нет.
— И последнее — нужно ли поступать в магистратуру, чтобы стать учёным?
— Если хочется заниматься наукой, нужно после бакалавриата пойти в магистратуру, а затем — в аспирантуру. Это шаги, которые надо выполнить, чтобы тебя признали ученым другие ученые. Если уверенности в своём решении нет, можно взять gap year, то есть, на годик остановиться и подумать — то ли это, чего хочется. Если человек приходит в науку после такого перерыва, это говорит только о том, что наука ему или ей действительно интересна.
Как построить карьеру в науке и медицине и преодолеть стереотипы о возрасте
Онлайн-кинотеатр Okko начал показ семисерийного документального проекта о героях рейтинга Forbes «30 до 30». 10 июля вышла четвертая серия сериала, посвященная победителям в номинации «Наука и технологии». Forbes публикует отрывки из интервью героев этой серии: хирурга-онколога Ростислава Павлова («30 до 30», 2021 год), главного дата-сайентиста МТС Виктора Кантора («30 до 30», 2020 год) и ученого-физика Алексея Федорова («30 до 30», 2019 год)
О выборе пути
Ростислав Павлов, заместитель директора по медицинской части Клиники высоких медицинских технологий им. Н. И. Пирогова, хирург-онколог:
— Мне столько раз говорили о том, что я иду неправильным путем. Если бы я следовал всем этим советам, я бы не сидел сейчас здесь и не руководил бы крупным направлением в клинике. Мне всегда хотелось быть супергероем — каждому мальчику в детстве хочется быть супергероем. Но я с ужасом понял, что у меня нет суперспособностей, я не выпускаю паутину, не летаю с гиперранцем, у меня из глаз не вылетает лазер. Я понял, что мне нужно выбирать какую-то крутую профессию. Мой папа — доктор, и когда я приходил к папе на работу и видел, что доктор идет по коридору или ординаторской, все такие: «Вау-вау, это доктор!» Я воспитываю молодых хирургов, потому что в любой момент могу оказаться на операционном столе. Кто меня прооперирует? Те ребята, которые озлобленные ждали, когда я умру, чтобы занять мою должность? Нет.
Я видел, как устроена медицина во всех поколениях. Первоначально я думал, что мне нужно стать таким врачом-светилом. В медицине есть определенная иерархия, как в армии, и мне эта система не нравилась. Я не хотел ждать и в 45 лет дождаться, когда умрут мои наставники, — и вот они умерли все, теперь пришло мое время. Я понял, что нужно как-то менять эту систему, и менять систему можно только лишь одним способом — компетенцией.
Материал по теме
Алексей Федоров, ученый-физик, руководитель научной группы Российского квантового центра:
— Я в детстве много кем хотел стать. Мое настроение, кем быть, было очень тесно связано с какими-то культурными объектами, которыми я поглощен в тот момент. Например, когда я смотрел первый сезон «Доктора Хауса», я был абсолютно убежден, что надо идти в медицину. Когда я читал какие-то книжки приключенческие, я думал о том, чтобы быть детективом. Я думал о том, чтобы быть президентом, предпринимателем, музыкантом —такое тоже было. Мы даже выступали какое-то время, я играл на бас-гитаре. И в какой-то момент я начал смотреть сериал Lost, «Остаться в живых». Там рассказывали про историю путешествий во времени и рекламировали книжку Стивена Хокинга — «Краткая история времени». В тот момент моя жизнь радикальным образом поменялась. Я понял, что физика существует за пределами того, что тебе рассказывают в школе. Я считаю, что это неправильно, потому что на самом деле такое впечатление должно возникать на каждом естественно-научном предмете. Благодаря биологии, физике мы очень сильно будем жить по-другому.
Виктор Кантор, главный дата-сайентист МТС:
— У меня мечта больше не про то, чтобы кем-то там стать, а про то, чтобы делать крутое образование максимально доступным, таким социальным лифтом.
Преподавательскую карьеру я начал с лекции в МФТИ, но постепенно это дошло до того, что каждый семестр приходили по 400–500 человек, многие из них не из МФТИ, а из других мест. Я преподаю просто потому, что люблю это. Мне это просто нравится. Я улетаю в какой-то другой нереальный мир. То есть у меня может быть все очень плохо перед лекцией, я могу начать ее вести и к концу лекции вообще забыть о всех проблемах. Я никогда не хотел быть преподавателем, в моей голове это немножко такое провинциально-мещанское из девяностых и верный способ остаться без куска хлеба.
Я из простой семьи. Не суперсильно обеспеченной, из маленького города Губкин на 70 000 жителей. Всегда задумывался о будущем, кем я стану. Сначала я мечтал стать дипломатом, а потом президентом, где-то классе в седьмом-восьмом. Мне хотелось попасть в какие-то более интересные условия, свою жизнь лучше организовать, чтобы все было в достатке, а еще какие-то достижения интересные, что-то интересное делать. У меня не было ощущения, что преподавание прямо непрестижная профессия, но было ощущения, что денег на этом не заработаешь и определенные лишения будешь переносить. Сейчас понимаю: на преподавании можно нормально деньги зарабатывать, и максимальная стоимость моего преподавательского часа существенно больше, чем стоимость часа топ-менеджерского.
Материал по теме
Про трудности и сложные решения
Ростислав Павлов, заместитель директора по медицинской части Клиники высоких медицинских технологий им. Н. И. Пирогова, хирург-онколог:
— Были ли случаи, когда что-то не получалось у меня в профессии? Были такие случаи, и я думал, что все должно пойти по плану, но шло не по плану. Всех сложных пациентов ты знаешь наизусть, абсолютно. Даже жены хирургов знают все фамилии пациентов, у которых были осложнения и которых ты потерял. Важный момент — это обязательно разобрать этот случай. Ищем ситуацию, которая могла повлечь за собой ряд нежелательных последствий. Ретроспективно мы все умные. Когда что-то случилось, все знают, как надо было поступать. Но именно в тот момент почему-то никто не дал этот нужный совет.
Алексей Федоров, ученый-физик, руководитель научной группы Российского квантового центра:
— Я старался с ранних лет воспитывать в себе какой-то стержень, потому что школа у меня была в Люберцах. И мои одноклассники были ребята очень интересные, с разносторонним жизненным опытом, и старшеклассники были с разносторонним жизненным опытом. Поэтому они помогали мне закалять характер с ранних лет. В какой-то момент я почувствовал острое внутреннее желание попробовать освободиться от всего лишнего в своей жизни, включая лишний вес, который меня напрягал.
За восемь месяцев я похудел на 45 кг. Сейчас я разными способами стараюсь это поддерживать: занимаюсь спортом, катаюсь на горных лыжах. Мой самый грандиозный провал — это история про то, как я получил четверку по дифференциальным уравнениям в университете. По-моему, я был хорошо готов к экзамену и все более-менее знал. У меня его принимал заведующий кафедрой математики, и он говорит: «Да я, в общем, не сомневался, что ты пятерку не получишь. У тебя очень несерьезное отношение к математике».
Виктор Кантор, главный дата-сайентист МТС:
— В 2017 году меня позвали наладить разработку разных интеллектуальных алгоритмов для «Яндекс.Такси». Проблема была в том, что было сложно нанимать сильных разработчиков, потому что им было непонятно, а где же там простор для интеллектуальных алгоритмов. Для них это было просто приложение с кнопкой. И я там не просто пять человек собрал, а у нас была команда человек 20. И это действительно бронебойный какой-то десант, который может любую задачку перемолоть. Вся драма была в том, что я понял, что команда настолько крутая, что я даже не знаю, куда стремиться дальше и чего желать. Ты все получил, у тебя все есть, и что дальше? И в этот момент ты понимаешь: вот если я сейчас не попробую по-другому, я никогда на это не решусь. И в этот момент я ухожу, начинаю пробовать делать бизнес сам. Когда я уходил из «Такси», я много раз думал, что похоронил свою карьеру. Я всегда думал, что какие-то неудачные карьерные шаги могут привести к тому, что я останусь под мостом с «Дошираком» на обед, в лучшем случае, наверно, с просроченным. В итоге, уйдя, я существенно вырастил стоимость своего часа. А потом, вернувшись в найм, в материальном смысле тоже выиграл. Я вот сейчас, например, работаю в топ-менеджменте МТС.
Можно ли стать ученым после 30 лет?
Вот до 30 лет меня никогда не тянуло ни к физике, ни к книгам каким-нибудь. И тут как-то увидел видео про Николу Тесла и всё — пошло-поехало. Начал читать книги (купил даже специально букридер), закачал туда всевозможные книжки по физике, по истории электричества. Теперь я знаю много чего о физике, о физиках и об электричестве. Завтра хочу купить инструменты для начинающих экспериментаторов)) Кстати, теперь я еще и начал увлекаться математикой, чтобы понимать все это на теоретическом уровне.
В общем я сильно в это ударился. И работа у меня такая, что позволительно читать книги на работе, а также режим 2 дня на смене, 2 дня дома.
Интересно, есть ли шансы стать ученым осле 30 лет?. В общем переживаю новые эмоции и чувства. Как заново родился. блин, где я был раньше?)))
Лучший ответ
Хороший вопрос. Ученым вам не стать, т. к. к 25-ти (все зависит от страны и системы образования) им уже можно быть. После 30-ти крайне сложно и не целесообразно, т. к. уже мозг не так восприимчив и пластичен.
Кто такой ученый? Зачастую это человек окончивший ВУЗ и занимающийся научной деятельностью. Для большинства людей — это темный лес. Не исключу, что вы ни сном ни духом, что из себя представляет научная деятельность.
Но вы можете стать просто электронщиком — чинить электротехнические приборы (компьютеры, чайники). Для этого сверх много знаний не понадобиться при практике и учебе 5 на 7 в течении года. Для разработки техники необходимы более глубокие знания чем вы уже способны получить и усвоить, однако я могу и ошибаться в ваших способностях.
Мой совет в первую очередь определитесь чего вы хотите (быть ученым, что уже мало вероятно или электронщиком). Какое бы решение вы не приняли ищите учителя (того кто вам передаст свой опыт). Чем больше он сам будет любить преподаваемый материал тем больше будет у вас стимул.
Буду рад уточняющим вопросам.
Как-то так.
liverfan11 ScoobyУченик (92) 7 лет назад
Кстати я тоже долго думал над этим и понял одну вещь. Никаких учителей. Учитель как раз-таки нужен, если ты хочешь стать электронщиком (а меня это интересует в последнюю очередь. может когда останусь безработным тьфу тьфу).
Я так подумал чтобы думать по-своему, нужно изучать физику в хронологическом порядке. То есть для начата начать с книг о Вольте, Гальвани, Фарадее и по ходу делать свои эксперименты и так далее по возрастанию. То есть ощущать этот климат появления/зарождения электричества. Почувствовать себя первооткрывателем наряду с такими учеными))) А то читать современные книги и думать все на готовом не получится, где все расписано на современном языке физики и математики. мое мнение. В общем таков мой план. Начинать нужно с азов и так постепенно, шаг за шагом.
Евгений Вороненко Мыслитель (7651) История физики — это беллетристика. Как и история любой другой науки. Понимание предмета вам дадут только спец литература и толковое объяснение явлений. Обучаясь самостоятельно вы можете случайно свернуть на путь лже науки с её эфиром и т. д.
liverfan11 ScoobyУченик (92) 7 лет назад
Хотя я признаю что ученым мне вряд ли стать, но понимать четко с чего это началось и как это идет дальше, я очень хочу.
Кстати, многие нынешние электронщики не знают историю физики и ученых. В этом и минус.
Остальные ответы
Кстати, Тесла так и не стал ученым, остался только инженером-изобретателем.
liverfan11 ScoobyУченик (92) 7 лет назад
Это все только потому, что его идеи не были выгодны некоторым банкирам и политикам.
Mikhail Levin Искусственный Интеллект (615164) что, банкиры ему мозги попортили, не дали стать ученым? не надо фантазий, Тесла запатенетовал переменный ток (придуман за век до него!) и 3 фазы (тоже не его изобретение, до него перепробовали от 1 до 10 фаз, вопрос чисто экономики). Ну и еще несколько мелких изобретений, не принесших никакой прибыли и не реализованные на практике. ВСЕ. Не путайте изобретение — использование уже известного и науку — открытие новых явлений и законов. На науку у Теслы мозгов не хватило, ни одного научного результата не выдал, все, что он использовал в изобретениях описывается уравнениями Максвелла, открытыми когда Тесла еще в детский сад ходил.
Учиться никогда не поздно (если нет психических болезней, из-за которых мозг неправильно воспринимает информацию).
Замечательно! Успехов Вам!
Видимо ты просто нашёл хобби, хотя молодец. Будь осторожен с экспериментами — советую специальные очки и противотоковые перчатки.
liverfan11 ScoobyУченик (92) 7 лет назад
Спасибо, но с молнией я еще не готов играться))
Это возможно, но будет не легко. Есть масса примеров. Главное выработайте систему и не сдавайтесь. И ещё: определите конкреиную область. Фундамент: математика и физика. Есть полно хороших учебников для быстрого усвоения.
Научная карьера, миграция и делокализация – о чем говорят физики в баре
Карьера ученого, как правило, представляется обывателю необыкновенным приключением длиною в жизнь. Люди, далекие от науки, мало представляют, что влияет на развитие карьеры в научной области и какие характерные особенности у нее есть. На этой неделе молодые кандидаты и доктора наук из Университета ИТМО и ФТИ им. А.Ф. Иоффе собрались в баре и рассказали о том, чем отличается карьера ученого от любого другого специалиста, в чем особенность работы в Академии наук, стоит ли переезжать в другую страну, и что не так с политикой привлечения женщин в науку. ITMO.NEWS публикует основные тезисы встречи.
Science Talk «В баре только физики». Фото: Маргарита Ерукова
Иван Иорш, кандидат физико-математических наук, руководитель мегагранта, – о карьере ученого Научная карьера не отличается от любой другой Успешная карьера ученого не обязательно является следствием великого открытия. Вы можете его сделать, и это, в свою очередь, может привести вас к успешной карьере, однако в истории науки слишком много примеров, когда ученые делали важные открытия, но их карьеру назвать успешной нельзя. Великое открытие, помимо труда и таланта, во многом зависит от случайности. В узком смысле карьеру ученого можно назвать состоявшейся, если ты руководишь большими научными проектами и получил постоянную профессорскую позицию за рубежом или в России. Однако особенности у карьеры ученого все-таки есть. Первая особенность – высокая конкуренция. Один профессор готовит за время работы в среднем 15 аспирантов, это значит, что количество аспирантов растет очень быстро, а профессорские позиции очень медленно, и борьба за эти позиции ожесточается. Ведущее научное общество Великобритании – Лондонское королевское общество – в своем докладе о карьере в науке показало этапы карьеры ученого, продемонстрировав, на каких этапах специалисты отсеиваются. Момент отсеивания начинается с аспирантуры – только половина защищает диссертации. Половина из защитившихся уходит в индустриальные научные проекты, из оставшихся приблизительно 30 % получают промежуточные научные позиции, но после часть из них все равно уходит в индустрию. В итоге профессорские позиции из людей, которые поступают в аспирантуру, занимают меньше одного процента (из двухсот аспирантов на выходе один профессор). Вторая особенность: научная область – одна из самых интернациональных в мире. Правила игры для ученого в большинстве стран приблизительно одинаковые: непрерывно приходится выбирать, кто достоин позиций, средств и регалий. Все это определяется чаще всего публикациями – универсальным критерием успеха. Однако существует и альтернатива численным показаниям – институт репутации. Лет 30-40 назад научное сообщество было значительно меньше, и репутация имела большую роль (репутация ученого, в свою очередь, складывается из репутации научного руководителя, научной группы и университета). Сейчас институт репутации ослабевает, потому что сообщество становится все более глобальным, и финансирование определяется чиновниками, которые находятся за пределами сообщества и чаще всего не разбираются в прелестях той или иной научной работы. Чиновникам нужен формально численный показатель, который подскажет, какой выбор следует принять. В России институт репутации пострадал, так как многие ученые в 90-е годы покинули страну, и преемственность поколений нарушилась. В некоторых местах репутация остается одним из наиболее влиятельных факторов (речь в данном случае о топовых американских университетах, где позицию можно получить не с помощью публикаций, а по личным рекомендациям). В усредненной массе ученых успех определяется статьями в хороших журналах, на которые часто ссылаются.
Особенностью научной карьеры в России является легкость получения постоянной позиции, которая не гарантирует материального успеха. Если на западе постоянные позиции – это то, за что ученому платят, и на эти средства можно жить, то в России профессором можно стать и в 30 лет, однако на эти деньги прожить сложно. Поэтому в России ученые зарабатывают в основном с грантовых средств. Когда начинать научную карьеру и важна ли страна Формальным стартом для научной карьеры считается поступление в магистратуру. Если к пятому курсу у вас есть публикации, это хорошо. Еще лучше начинать публиковаться со второго курса. С точки зрения карьеры, страна не имеет значения – значение имеет научная группа и научный руководитель. Поэтому перед тем, как отправиться куда-либо, стоит проверить, чем группа занимается, где публикуется и каких результатов добилась. Уезжать или остаться Предполагается, что ученый – это нечто очень локализованное в пространстве (ученый работает в конкретной лаборатории в конкретном городе), однако на самом деле ученый (если у него нормальная научная карьера) делокализован, и вероятность его нахождения в разных местах очень высока. Делокализация – одно из условий научной карьеры. Алексей Слобожанюк, кандидат физико-математических наук, – о новых девайсах для усовершенствования МРТ и о возвращении в Россию
Я окончил бакалавриат и магистратуру в Университете ИТМО, а диплом аспиранта я получил в Австралийском национальном университете. В английском языке есть термин pay off, который означает ощущение, что тебе нужно отдать должное. Я чувствовал, что получил что-то и теперь хочу отдать. Важно, что я возвращался в Международный научный центр мирового уровня, которым является новый физтех Университета ИТМО. Другой важный момент: я возвращался в Университет ИТМО, который сегодня считается одним из лучших вузов России и входит в топ-10 вузов страны. Также меня привлекла возможность развивать в России новые инновационные технологии – этот рынок сейчас здесь совсем не занят. Если ученые начнут предлагать свои разработки и пытаться их выводить на рынок, страна добьется успеха. Кроме того, физтех Университета ИТМО – это дружный коллектив. Я возвращался, зная, что здесь у меня есть коллеги, которых я могу назвать друзьями, это важно. Некоторые устраиваются на работу только ради денег, они не любят свою работу, просто им нужно зарабатывать – ради этого и живут. Известный американский инвестор Уоррен Баффетт как-то сказал, что люди, которые отсиживают свою работу по графику и думают, что лет через десять все поменяют, откладывают секс на старость. То есть эти люди всю свою жизнь и все важное, что с ними должно случиться, откладывают на потом – это печально. Также в Университете ИТМО я ощущаю безграничные возможности для личностного роста: нет потолка, который вас ограничит в области получаемых знаний и навыков (регулярно в вуз приезжают специалисты со всего мира), нет ограничений в зарплате, вы только выигрывайте гранты, запускайте стартапы, работайте. Александра Калашникова, кандидат физико-математических наук, лауреат премии Президента РФ в области науки и инноваций, – о работе в ФТИ им.А.Ф. Иоффе, месте женщины в науке и переезде
В 2013 году мы с научной группой выиграли мегагрант совместно с ведущим ученым из Швейцарии. На средства этого мегагранта нам удалось создать целую лабораторию физики ферроиков, в которой сегодня мы стараемся на самом высоком уровне заниматься решением проблем магнитной записи. Наша лаборатория не такая, как вы можете себе представить, думая об Академии наук. У нас небольшая лаборатория, все сотрудники которой младше 40 лет. Всего у нас три научных сотрудника, четыре аспиранта, четыре студента и много научных задач. Основная особенность работы в Академии наук заключается в желании сохранить традицию, которая всегда была: чувство и реальность академической свободы, которая проявляется в независимости групп. Мы сами себя обеспечиваем, каждый сотрудник независим. Если вы хотите быть аспирантом в Академии наук, вы должны быть смелым человеком, который готов решать сложные научные задачи и быть очень самостоятельным. Эта та особенность, которую мы хотим сохранять. Академии и институты, которые сегодня выглядят старыми, когда-то создавались молодыми людьми в начале их карьеры: сначала они создавали маленькие лаборатории, которые потом становились институтами. В этом смысле мне кажется, что наша лаборатория заново проходит этот путь.
О пропорции женщин и мужчин в науке за рубежом и в России Есть мнение, что за рубежом женщин в науке гораздо больше, чем в России. Не соглашусь с этим тезисом – ситуация очень разнится от страны к стране. Например, в Нидерландах это действительно очень большая проблема: по каким-то историческим, социальным, финансовым причинам голландок в науке очень мало. В это же время во Франции пропорция абсолютно другая. Сейчас во многих странах вы можете услышать про политику привлечения женщин в науку. Мне кажется, очень часто здесь происходит перегиб, такая положительная дискриминация женщинам может навредить, потому что может создать им некий отрицательный имидж, говорящий о том, что мы попадаем на руководящие должности по гендерному признаку. Поэтому с этой политикой, о внедрении которой в России уже говорят, надо быть аккуратными. Однако, конечно, надо позитивным примером мотивировать прекрасных девушек приходить в науку и делать это надо еще в школьные годы, тогда через много лет мы придем к правильному соотношению. О переезде Мы в России вовсе не уникальные: вопрос «уезжать или не уезжать» актуален для многих стран. Дело в том, что во многих странах считается, что, если вы свою научную карьеру строите исключительно в той стране, где получили образование, то скорее всего успешной ее назвать не получится. Сейчас в большинстве стран по умолчанию требуется, чтобы ученый поехал в другое государство, поработал в интернациональной команде и перенял опыт, ведь в зависимости от страны даже общение внутри групп разнится. В этом смысле разговор о том, где стоит работать, интернациональный. Могу только сказать, что опыт работы в других странах (краткосрочный и долгосрочный) приобретать надо. По своему опыту скажу, что за рубежом, во время работы в Нидерландах, я научилась работать на современном оборудовании, и, приехав обратно и получив возможность его приобрести, у меня и моих коллег не было проблем с его использованием. Андрей Богданов, кандидат физико-математических наук, руководитель магистерской программы, – о сильной теоретической школе и наукометрических показателях аспирантов из России
Почему в России сильная теоретическая школа Чтобы была сильная инженерная школа, нужен спрос от промышленности. В свою очередь, сильной инженерной школы не может быть без сильной школы экспериментальной физики. Когда в России были достаточно тяжелые времена, в разы тяжелее, чем сейчас, и народ просто выживал, экспериментальная школа не могла развиваться. Сильная теоретическая школа сохранилась, потому что теоретиков можно запереть в комнате, дать листок бумажки, ручку и еды, и теоретики будут поддерживать и развивать те знания и опыт, которые у них были. У экспериментаторов без оборудования ничего двигаться не может, поэтому во многих местах страны инженерные школы только восстанавливаются. Наукометрические показатели аспиранта в России и за рубежом Часто наши аспиранты уезжают за рубеж работать в дружественные нам лаборатории. Общаясь с аспирантами, которые работают за рубежом, я часто слышу, что там не хватает движения и драйва, весь процесс слишком медленный. Дело в том, что в России, чтобы делать исследования на высоком уровне, работать приходится больше, но, когда есть среда, которая помогает, это мотивирует, поэтому наукометрические показатели у аспирантов, которые защищаются у нас и пытаются податься на позицию за рубежом, зачастую оказываются гораздо выше, чем у их зарубежных коллег. Я помню случай, когда аспирант моего коллеги подавался на совместный проект с Германией, и немецкая сторона по количеству и качеству публикаций приняла аспиранта за профессора.