Российские саперы объяснят, как разминировать самодельные бомбы
Уникальным опытом, полученным в том числе и в Сирии, делятся российские военные специалисты на третьей Международной конференции по вопросам гуманитарного разминирования и противодействия самодельным взрывным устройствам. Она проходит 22-23 мая в Московской области под руководством начальника инженерных войск Вооруженных сил РФ генерал-лейтенанта Юрия Ставицкого.
Самое главное и интересное — участники конференции узнают, что такое самодельное взрывное устройство, из чего оно состоит и каких типов бывает.
Это только кажется, что пусть примитивную, но мощную бомбу может собрать каждый школьник на кухне или в гараже, почерпнув нужную информацию из интернета. А ингредиенты — купить в аптеке или в магазине бытовой химии.
Эту же иллюзию подпитывает Голливуд, показывая, как Стивен Сигал на кухне буквально из ничего мастерит ужасно мощную бомбу. Уже почти десятилетие организованная преступность и террористы пользуются услугами не доморощенных самоделкиных, а опытных специалистов. Устройства монтируются не на коленке, а в хорошо оборудованных лабораториях. У серьезного криминалитета, тем более террористов, есть возможность оплатить и современное оборудование, и необходимые материалы, и квалифицированный персонал.
По сути, самодельное взрывное устройство — только по названию самодельное. На самом деле в нем все — промышленного производства, только нестандартного веса и внешнего вида. Поэтому принято международное определение СВУ — таковым оно считается, если есть хотя бы один посторонний компонент.
Еще двадцать — десять лет назад у уголовников и террористов главными источниками взрывчатки были «черные копатели» и взорвавшиеся артиллерийские склады — их в 90-е годы в воздух взлетело не менее десятка. Из найденных боеприпасов выплавляли тротил, доставали гексоген. А затем в своих лабораториях фасовали по нужному весу и емкостям, укладывали в безобидные внешне предметы — детские игрушки, дамские сумочки, бытовую технику, портсигары, брелки, авторучки. Так получались бомбы-ловушки.
Нередко использовали артиллерийский и черный порох, который запихивали в металлические емкости от баллончиков для сифона вплоть до консервных банок. Это — для точечного поражения. Мощность взрыва — небольшая, конкретного человека достанет гарантированно, но окружающие, скорее всего, не пострадают.
Сегодня террористы делают самодельные бомбы в основном из компонентов, изготовленных промышленным путем. Используют разные способы подрыва: с помощью детонатора, химической реакции, электрического импульса. И саперу важно с первого взгляда распознать, какая бомба перед ним и как ее безопасно обезвредить.
Террористы чаще всего используют самый удобный для них вариант — электрический импульс.
Если схематично, то электроды вживляются в взрывчатое вещество, от небольших батареек или аккумуляторов резко нагреваются, и устройство срабатывает. Достаточно только замкнуть цепь. А вот как ее замкнуть? Можно делать это механически — наступила жертва на замаскированную кнопку и погибла.
Но с появлением новых технологий задача боевиков упростилась. Сигнал они посылают дистанционно — с мобильного телефона, пейджера, любого прибора, излучающего радиоволны. И устанавливают бомбу в любое принимающие сигналы устройство, хоть в видеорегистратор. Известны случаи, когда в конструкции взрывателей использовались китайские радиоуправляемые игрушки.
Именно поэтому саперы применяют специальные устройства, подавляющие любые радиосигналы. Их стали использовать еще в ходе контртеррористической операции на Северном Кавказе, устанавливая на воинские эшелоны.
Гости конференции увидят, как бороться со смертоносными изделиями террористов — состоится показ практических действий подвижной группы разминирования на многофункциональном мобильном комплексе разминирования и с применением мобильного робототехнического комплекса «Уран-6». Еще им покажут защитную амуницию сапера, средства поиска мин, продемонстрируют, как содержат и дрессируют собак-саперов.
«Сувениры» с войны. Как работают саперы в местах сражений и что находят после россиян
Саперы ГСЧС разминируют территорию после российской оккупации (все фото: Влад Красинский / РБК-Украина)
Как изменилась работа взрывотехников во время этой войны и какие простые правила помогут спасти жизнь после деоккупации – в репортаже РБК-Украина.
Освобожденные территории еще долго будут ощущать на себе последствия войны. Враг оставил после себя массу «подарков», которые могут стоить жизни сотням мирных украинцев. Речь о неразорвавшихся снарядах, минах и растяжках. Открытая дверь, остановка на обочине, сельхозработы и даже пикник в лесу могут обернуться трагедией, и таких случаев, к сожалению, в новостных сводках хватает.
Один день активных боевых действий равен приблизительно месяцу разминирования, объясняют специалисты. По самым оптимистическим прогнозам, на поиск и ликвидацию взрывоопасных предметов там, где ВСУ уже удалось выбить оккупантов, понадобится не меньше 5-7 лет. Потому гарантировать абсолютно безопасное возвращение на эти территории никто не может.
Конечно, это не значит, что жизнь там должна остановиться на неопределенный срок. Например, в Киевской области уже удалось разминировать все основные автодороги, линии электропередач и газопроводы. Так что люди могут возвращаться домой. Но использовать помещения, купаться в водоемах и выходить на природу следует только после того, как там закончили работать саперы.
РБК-Украина побывало в рейде со взрывотехниками Государственной службы по чрезвычайным ситуациям (ГСЧС) в Бородянке и окрестных селах, чтобы рассказать как изменилась их работа с началом большой войны и с чем сталкиваются мирные жители, возвращаясь домой.
До 24 февраля саперы из Белоцерковского управления ГСЧС жили по расписанному на весь 2022 год плану. В основном отрабатывали позиции и места боев еще времен Второй мировой войны, иногда выезжали в командировки на Донбасс – в зону ООС. Привычные снаряды и мины, отлаженный алгоритм действий, понятный график работы с выходными и отпусками. Спокойная и размеренная жизнь – насколько это вообще возможно в этой профессии.
Все изменилось в одну ночь. Первый месяц широкомасштабного вторжения отряд подполковника Александра Пенчака буквально жил на работе. Чем ближе оккупанты подбирались к столице, тем больше работы прибавлялось взрывотехникам и дальше становились их выезды. Пока мирные жители бежали от ракет и бомб, они наоборот ехали на места ударов – оперативно ликвидировать последствия.
– В конце марта мы уже начали продвигаться ближе к Макарову, там еще орки тогда сидели. Мы объезжали их через Житомирскую область и ехали дальше по селам. То есть там еще стреляли, а тут уже мы забирали боеприпасы, неразорвавшиеся авиационные бомбы. На Житомирской трассе из разбитой машины забирали как-то остатки боеприпасов, а в нашу сторону начался минометный обстрел, – вспоминает подполковник.
Когда военные выбивали врагов из-под Киева, саперы почти что шли за ними по пятам. Чтобы в освобожденные города и села могли полноценно зайти местные администрации, медики, полиция и ремонтные бригады – их сперва нужно было очистить от взрывоопасных предметов. Счет шел на тысячи, а работать приходилось быстро, ведь мирные жители возвращались домой, несмотря на призывы власти не спешить.
Так отряд прошел Бучу, Ворзель, Ирпень, от Житомирской трассы и до Гостомеля. Сейчас базируется в Бородянке. Поначалу тут не было ни света, ни воды, ничего, только волонтеры раздавали пайки на центральной площади, рассказывают саперы. В таких условиях жили и они, понимая, что во многом и от их работы зависит, когда в поселок вернется подобие нормальной жизни.
И это дает свои плоды. Сегодня в центре Бородянки людно, работают магазины и госорганы, в парке выдают гуманитарную помощь. Дорога к нему знакома даже тем, кто никогда не бывал и не побывает в этом поселке. Кадры отсюда в разное время публиковали, наверное, все мировые медиа. Слева – памятник Тарасу Шевченко с простреленной головой, справа – разрушенные авиабомбами многоэтажки.
Для большинства местных жителей они, кажется, уже стали частью повседневного пейзажа. Останавливаются и подолгу смотрят в пустоту между обгоревшими стенами, где раньше был целый подъезд, разве что журналисты, заезжие гости или те, кто только недавно смог вернуться домой. Для последних это только первый шаг на пути к принятию новой реальности.
Второй и, наверное, самый сложный – как снова называть домом место, в котором «хозяйничали» враги. С технической стороной этого вопроса помогают взрывотехники. Только после их проверки можно хотя бы спокойно зайти в свое жилище без риска лишиться конечности, а то и жизни. Россияне устанавливали растяжки на двери обычных квартир и подъездов в жилых домах, минировали игрушки, музыкальные инструменты и даже тела погибших.
Это не считая неразорвавшихся снарядов и попросту брошенного боекомплекта. Потому даже через два месяца после деоккупации работы у саперов все еще очень много. Каждое утро они отправляются на заявки, которые люди оставляют по номеру 101 или в мобильном приложении «Разминирование Украины». Иногда их останавливают по дороге и просят забрать найденный снаряд или проверить территорию после оккупантов.
Сегодня первый пункт нашего рейда – гараж во дворах в центре Бородянки. Тут рашисты устроили свой «склад»: берцы из местного магазина, сало, консервация, остатки просроченных сухпайков. Саперы осторожно разгребают кучи мусора и ворованного добра в поисках смертоносных «сюрпризов». На них простые бронежилеты и каски, из снаряжения щупы и фонарики. Объясняют, что для успешной операции нужны прежде всего руки, ум и техника безопасности, а не суперсовременное оборудование.
Да и работа сейчас уже попроще, чем в первые дни зачистки. Тогда реактивный снаряд, «прилегший» на диване в чьей-то гостинной или неразорванная авиабомба ФАБ-500 посреди руин, были обычным делом. Приходилось работать и с «Искандером» – боевую часть ракеты весом в 410 кг восемь человек выносили просто на руках. Снимать растяжки и собирать мины после таких «приключений» уже рутина.
Заминировать свое логово в гараже оккупанты не успели, так что прощаемся с благодарными хозяевами и двигаемся дальше – в соседнее село Дружня. Груженный взрывоопасными предметами «Камаз» весело подпрыгивает на разбитой снарядами дороге. Вокруг солнечно и зелено, пейзаж омрачают только остовы сгоревших хат. По адресу заявки нас ждет Денис с женой и двумя детками.
Они только недавно вернулись из Каменец-Подольского. Сначала думали, что спокойно пересидят войну подальше от больших городов, с этой же целью сюда съехалось много людей из окрестных населенных пунктов. Но когда через село пошла колонна российской техники, а прилетать стало все ближе, то решили бежать. Тетя Галя с ними ехать не согласилась, осталась с мужем охранять хозяйство.
– Россияне в хату заходили. Калитка закрыта, а он через забор лезет. Я ему говорю: да, пожалуйста, я открою, заходите. А они все равно лезли, по хате лазили, и вот так автоматы все направляют, – женщина показывает как оккупанты держали ее под прицелом.
– А чего ходили, что хотели?
– Смотрели, кто в хате закрыт, искали. А у меня там только дед слепой и глухой. Пришли в черных масках и все повторяли: «Дедушка, не бойтесь, не бойтесь». Потом пошли в хату напротив и по окнам начали стрелять. Я говорю: «Там нет никого с 86-го года, что вы делаете?». А они мне: «У нас приказ обыскать каждый дом». И говорят потом: «Бабушка, если будут стрелять, то это не мы».
К счастью, обстрелы миновали дом тети Гали. Рашисты ее тоже не тронули, но, как оказалось, оставили «гостинец». Она как раз на днях собиралась протопить печь в летней кухне, но вернулась семья, и Денис увидел на плите странный зеленый бочонок. Женщина удивляется, что три недели ходила мимо и в упор его не замечала.
«Бочонком» оказалась противопехотная мина ОЗМ-72. Военные еще называют ее «лягушка». Перед подрывом она подпрыгивает, чтобы выбросить боевую часть – 2400 осколков оставляют мало шансов уцелеть любому живому существу в радиусе 25 метров. Найденная у тети Гали мина была без взрывателя, но жар от печи скорее всего привел бы ее в действие.
Денис в этом случае поступил абсолютно правильно – по инструкции от ГСЧС. При обнаружении любого взрывоопасного или подозрительного предмета ни в коем случае нельзя даже пытаться его обезвредить самостоятельно или подбирать, не говоря уже об экзотических идеях по типу отнести на металлолом. Место находки нужно пометить лентой или яркой тканью, никого к нему не подпускать и предупредить окружающих. И, конечно, сразу же оповестить саперов.
Завидев машину взрывотехников, к нам спешит мужчина на велосипеде. Он тоже все сделал по инструкции и теперь просит саперов забрать «подарок» от оккупантов.
– Возле дороги между селами снаряд нашел, он новый был, без взрывателя. Они как убегали, то здесь на грузовике ехали, чуть не перевернулись, снаряды и повыпадали. Их начали наши «крыть», так они убегали. А так мы фугасы находили, противотанковые мины, ленточкой оградили и ждем пока саперы приедут, – рассказал он.
Правда, когда мы приехали, то снаряда на месте уже не оказалось, видимо, раньше успел сработать другой расчет саперов. После обеда – еще одна заявка, в дачный кооператив неподалеку Бородянки. Сложно представить, как оккупанты вообще туда добрались. Извилистая грунтовая дорога к нему ведет через заросшие поля с вырытыми минометными позициями и лес с остатками вражеского лагеря.
Антон в начале войны вывез семью на Черниговщину и оказался в оккупации. О пережитом там вспоминать не хочет, но даже в его дачный домик в глуши добрались рашисты. Говорит, что соседка после возвращения крестилась перед тем как открыть каждую дверь, боялась растяжек. Он так рисковать не захотел и вызвал взрывотехников.
В здании и вокруг него уже привычная картина после незваных «гостей». Все перевернуто вверх дном, выломаны двери, взломаны замки. Тут что-то настойчиво искали, видимо, после того, как обнаружили охотничью куртку Антона. А может и просто пришли мародерить, местные говорят, что к себе в окопы оккупанты тащили все, что видели, даже дрова.
– Все там у вас попереворачивали. Даже муку попересыпали. Вагонку поотрывали на втором этаже. Видимо золото, бриллианты и доллары искали, – смеется сапер.
– Та они позабирали крупы, из полуподвала консервацию всю украли, на тачке повывозили. Голодали, видно. Тут вина у нас было полпогреба, весь двор бутылками закидали. Соседка говорила, они дня четыре сюда бухать ходили, – рассказывает мужчина. – Потом тещины лифчики пораскидали. Меряли, не подошли, видимо.
Осмотр закончен. Ничего опасного, кроме сгнившей картошки, которую не успели украсть россияне, тут не оказалось. На сегодня работа закончена, пора на базу. В среднем в день отряд саперов успевает сделать 10-15 выездов. В конце недели все собранное взрывают на специальном полигоне, загодя оповещая местное население, уже отвыкшее от подобных звуков.
Сколько понадобится времени, чтобы полностью очистить деоккупированные территории – спрогнозировать сложно. Сейчас в населенных пунктах находок все меньше и меньше, но открывается новый фронт – поля, леса, пруды, озера, акватории рек и так далее. Конечно, ходить с металлоискателями наугад никто не будет, но даже на сбор информации, где проходили бои и находились позиции, уйдет немало времени.
В целом работа в новых реалиях значительно отличается от той, которой саперы привыкли заниматься до 24 февраля. Во-первых, площадь загрязнения взрывоопасными предметами намного выше. Во-вторых, изменились сами боеприпасы – они куда более чувствительны, а вместо тротила в них используется намного более мощный гексоген. Взрывотехникам часто приходится учиться работе с новыми снарядами буквально на ходу.
– Тут крылатые ракеты, кумулятивные управляемые снаряды, кассетные противопехотные мины и так далее. Так что пришлось перенастраиваться, понадобились большие меры безопасности, обученность личного состава и его взаимодействие. Приходится смотреть в интернете, потому что пособий по крылатым ракетам никогда же не было. Учимся по картинкам, – говорит подполковник Пенчак.
– Если вы до этого все еще находили снаряды времен Второй мировой, то полное разминирование после этой войны займет десятилетия?
– Думаю, да. Это могут быть и десятилетия.
– Глупый вопрос, но все же. Что вас мотивирует заниматься этой работой?
– Это наше любимое дело. Тут никто не ждет каких-то дополнительных мотиваций или поощрений. Просто ребята своего дела.
– Может есть какие-то проблемы? Зарплата, снаряжение?
– Та нет, проблем у нас нет. Мы же не из детского садика сюда поприходили. И даже язык не повернется сказать, что чего-то не хватает, когда в стране такое происходит. Нас только сильно беспокоит, что многим кажется, что война уже закончилась, хотя это не так. Тут такое, что влево-вправо отошел и подорвался, а домой вернулся, так и «нет войны», все нормально у них.
Саперы Александр Пенчак, Владимир Бондаренко, Александр Вилков и Владимир Васильев
На прощание делаем еще несколько снимков нашим новым знакомым. Между собой они постоянно смеются и перебрасываются шутками, а перед камерой сразу суровеют, но всего на несколько мгновений. Один из саперов не выдерживает и подкалывает коллег:
– Это что мы, выходит, теперь Marvel из Бородянки?
– Получается так, – смеются побратимы. – Ладно, поехали. Впереди еще много работы, сегодня нужно отдохнуть.
«Мне тоже страшно, но кто-то должен это сделать». Монолог сапера, который разминирует села на Херсонщине
Широкие поля Херсонщины, весной зеленеющие пшеницей и ячменем, в этом году покрыты красными лентами и надписями «Осторожно. Мины». Саперы говорят, что за день один сотрудник, проверяя заминированное поле, в спокойном режиме работы может пройти не очень большой участок. После деоккупации в области были заминированы подъезды к линиям электропередач, водопроводам, а также окраины сел, где в кустах до сих пор находят неразорвавшиеся снаряды. Здесь работы на годы.
ВАС ЗАИНТЕРЕСУЕТ
По официальной информации Государственной службы по чрезвычайным ситуациям (ГСЧС), сейчас в Украине необходимо обследовать и разминировать около 174 квадратных километров территории. В одной только Херсонщине — 6830 квадратных километров.
Но за каждым метром стоит сапер. Конкретный человек, который ежедневно вступает в бой со смертью, понимая, что права на ошибку нет.
— До работы сапером я 25 лет был спасателем, выезжал на ДТП, — рассказывает руководитель отделения пиротехнических работ ГСЧС Дмитрий Горецкий. — Работу сапера мне предложили в 2022 году, сказали, что Херсонская область сильно заминирована и люди часто подрываются на минах. До того мы работали в Харьковской и Донецкой областях. Я никогда не был на Херсонщине, но не отказался. Понял, что я здесь нужен. Не каждый может стать пиротехником, потому что надо иметь соответствующее образование. Еще когда я учился этому делу, мы четыре года изучали советские боеприпасы. А сейчас они немного изменились.
Большинство боеприпасов, которые мы находим, современные. Те, что я изучал, примерно половина — минометные мины и артснаряды. Новые — это опасные кассетные элементы, которыми стреляют из РСЗО «Град» и «Ураган». Их придумали недавно. Их очень часто находят в населенных пунктах и ими играют дети. Я боялся этих снарядов.
Данило Павлов
Мне рассказывали, что одно подразделение их собирало, чтобы отвезти на полигон и там уничтожить. И были случаи, когда они взрывались еще на пути к полигону. Взрыватель срабатывал, потому что пока их везли, они тряслись. Поэтому у нас указание их не трогать и уничтожать на месте.
Знаю историю в Белозерском районе, когда житель одного из сел поехал в поле, увидел там алюминиевые обломки от «Ураганов» и начал их собирать. А эти кассеты хорошенькие, в алюминиевом корпусе. Он решил их себе на мопед положить. Собрал четыре штуки и привез в село. В селе люди стали его ругать, зачем он бомбы с собой притащил. Эта история закончилась спокойно.
ВАС ЗАИНТЕРЕСУЕТ
А был и другой случай. Мы поехали во двор к женщине, которая до того похоронила мужа. Он распиливал болгаркой боеприпас. Работы нет, люди хотят заработать и начинают сдавать боеприпасы на металлолом. Мужчина взял 152-мм артиллерийский снаряд и решил его распилить. Он думал, что тот безопасный и пустой, потому что там не было взрывателя. Но этот снаряд подрывает танк и он развалил сарай вместе с тем мужчиной.
Данило Павлов
К любому боеприпасу желательно не подходить метров на 15. Мы объясняем местным, что когда вы заметили странный предмет, поставьте колышек или ветку, чтобы не забыть, где именно он лежит. Потом звоните на 101, чтобы объяснить, что в селе нашли снаряд и его надо посмотреть саперам. Мы приедем. У нас есть средства защиты, мы стараемся на снаряд механически не влиять, не брать его в руки, не переворачивать, не рассматривать. Просто подходим, легонько очищаем и уничтожаем на месте.
Мне тоже страшно подходить к кассетам, которые не взорвались. Но кто-то должен это сделать. Просто я думаю, что мой страх контролируем. Я понимаю, что делаю. У меня нет никаких фобий. Когда-то мы выехали на ДТП, где в автомобиле после столкновения было три мужчины. Один из них уже умер. В машине — кровь и останки человека. Мы должны достать как можно скорее живых и передать их скорой помощи. Это тоже неприятно, запах крови, аккумуляторной кислоты. Но ты все равно должен туда идти и смотреть.
Так же и здесь: если придерживаться правил безопасности, то это 90% успеха. Не надо что-то выдумывать и нарушать. У россиян есть своя «охота на сапера». Российские минеры не просто закапывают снаряды и мины, которые сапер должен подойти посмотреть и обезвредить, они могут делать ловушки. Самое простое, что они оставляли, — это растяжка в квартире, где прицеплена граната Ф-1. Ты открываешь двери, она взрывается, взрывная волна действует в радиусе 15 метров и поражает все вокруг обломками. Чтобы зайти в помещение на деоккупированной территории, надо время, это не делается за пять минут, как мы привыкли в быту. Надо быть внимательным.
Данило Павлов
Другая история — наезд техникой на противотанковые мины на непроверенной дороге. Как-то мы были в одном селе и надо было поехать в другое. Обычная сельская дорога длиной семь километров. Но я не имею права ею ехать. Надо планировать работу на следующий день, и объезжать 30 км с другой стороны, и там безопасно заезжать с трасы. Многие люди сейчас подрываются на минах, которые стоят на проселочной дороге.
Херсонщина очень заминирована. Боеприпасов, которые находят ежедневно, очень много. Это то, что мы видим, что нам показывают люди, потому что поймите: мы заходим в село и не можем самовольно ходить по жилищам людей без их разрешения. Нам рассказывают, где были прилеты, и мы осматриваем эти места.
Также мы обязательно спрашиваем население, когда были эти прилеты, когда сбросили кассетные боеприпасы. У каждого предмета есть срок самоуничтожения. Он должны полежать трое суток и сами взорваться. Но не все взрываются. Они могут еще лежать, потому что алюминиевый корпус не так быстро ржавеет. Он может и 50 лет пролежать, пока кто-то не наступит или не подожжет его.
ВАС ЗАИНТЕРЕСУЕТ
Осенью, сразу после деоккупации, было много некошеной высокой травы. Нам было очень трудно рассмотреть в ней снаряды. В нашей работы есть понятие «один сапер — один проход». Когда ты с ножницами работаешь и смотришь, нет ли растяжек, есть ли что-то под землей. Это очень кропотливая и продолжительная работа.
Мы не бежим, не спешим, лучше мы на завтра перенесем эту работу и доработаем. Сапер ошибается первый и последний раз. Мы подбираем личный состав, который понимает, что он делает. Мне надо, чтобы они меня слушали, чтобы были ответственными. Если у кого-то что-то в семье произошло и человек из-за этого переживает, я это замечаю и понимаю, что сейчас этого сотрудника надо заменить. Психологический момент в нашей работе важен. Я стараюсь быть если не отцом, то старшим братом.
Как руководитель я стараюсь обеспечивать условия для личного состава, чтобы сохранить и их жизнь, и свою. Если я вижу что-то непонятное, то не посылаю туда своих ребят. Я иду сам. У нас есть консультационные центры, которым мы можем задавать вопросы, прислать им фото незнакомого предмета, и нам дают советы, чтобы мы себя берегли. Бывает, и руки потеют. Мы стараемся минимизировать работу с предметом. Ты понимаешь, что у тебя есть семья, родственники и друзья. Мы думаем о безопасности и работаем.